Если память мне не изменяет, я оставила вас в горячих источниках Налычево, ровно на середине нашего похода. Надеюсь, за эти пару недель вы там не совсем раскисли.

Грифон Иванова. Дыра в земле глубиной 200 метров, откуда поднимается вода температурой 76 градусов по Цельсию. Ничего особенного, короче :)

По плану дальше у нас была днёвка — пребывание на одном месте две ночи подряд без разбирания палаток — но так как мы потеряли день в зарослях ольховника, решено было сделать пол-днёвки и после протопать 12 километров до Таловских источников, нашей следующей стоянки.

Утром я проснулась как будто в скаутском лагере. Вроде на природе, но всё безопасно, как-то цивилизованно-обустроено, не надо никуда бежать, мы уже прошли самое сложное.

Просыпаешься от громкого «каша готова!» и видишь, как под навесом уже давно хлопочут дежурные и висит над костром большой котёл с чаем. Бежишь через берёзовую рощу умываться к ледяной реке. На бегу всё ещё позвякиваешть кружкой от медведей, но уже как-то лениво.

После неспешного завтрака — разбор продуктов на оставшуюся часть пути и водные процедуры.

Продуктов ТАК много, что у всех разбегаются глаза, «и это надо, и то возьмём, а куда ты отложила какао?» Флегматичный лесник сообщает, что завтра с вертолётом нам прибудут ещё тридцать буханок хлеба. На пять оставшихся дней пути, ага.

Начинаем сомневаться в благоразумии Максима, который планировал всю продуктовую раскладку. Галдим и спорим по поводу оладушков и тушёнки. В итоге Маша волевым решением отправляет всех в сад, точнее купаться, и сама с Лёшей формирует меню на оставшиеся дни.

Ходим по тропке среди высокой травы, отмокаем в источниках до потери пульса. Возвращаются планировщики обеда, с полными мешками разных ништяков. Мы и так-то не голодали, а теперь у нас по расписанию три вида сладкого три раза в день :) а ещё глинтвейн и оладушки.

Глинтвейн стоит отдельного о себе упоминания.

У нас был пакет сухофруктов, полтора кило ягод жимолости, две пачки специй для глинтвейна и пол-литра спирта. Не то чтобы это был необходимый запас для похода, но если взялся варить камчатский глинтвейн, становится трудно остановиться. Единственное, что вызывало у меня опасение — это гренки с сыром. Нет ничего более беспомощного, безответственного и испорченного, чем дюжина туристов, пожирающих глазами дежурного, который жарит гренки. Я знал, что рано или поздно мы перейдём и на эту дрянь.

Пришли на Таловские источники. Лёша рассказывал, что любит это место больше, чем центральный кордон. Как-то там всё душевно, оборудовано, раньше там жил хороший лесник.

Уж не помню какими судьбами, но мы очень детально познакомились с его биографией, в частности что у лесника была дочка и собака Белка, и это тоже вошло в одну из глав походного фольклора.

Два года назад лесник ушёл на пенсию, поэтому теперь домик закрыт, за источниками никто не следит и они потихоньку приходят в негодность.

Источники — два бассейна с выложенным камнями дном и деревянными бортами. В одном температура воды чуть больше сорока градусов, во втором — все девяносто. Но есть секрет: если восстановить развалившийся от времени «рукав», можно провести ледяную воду из реки во второй бассейн и регулировать там температуру воды на свой вкус.

Рядом с нами стоит группа из четырёх отважных девушек-походниц. В одной из них Гриша и Маша с удивлением узнают сестру своей подруги. Воистину, где бы ещё встретиться москвичам, как не в камчатском лесу.

Две палатки и часть вещей мы оставили на центральном кордоне, поэтому на ночь «уплотнились» — спали по три человека в палатке.

Тут уже неиллюзорно есть медведи. Девчачья группа видела их несколько раз.

Пока Игорь шёл сто метров от навеса к источникам, тропу ему перебежала какая-то чёрная тень, то ли собака, то ли медвежонок. Учитывая отсутствие цивилизации, ставим на медвежонка. В туалет Лёша водит нас гуськом, под охраной антимедвединого баллона.

Сегодня звездопад, поток Персеиды. Стоим посреди поля, трошки мёрзнем и боимся, но задрали головы и высматриваем падающие звёзды. Что за тёмная тень впереди — а, это не медведь, это Дима улёгся поперёк тропы и предался созерцанию неба. Уходить невозможно жалко, «ну вот ещё одну увижу и пойду, ну ещё одну, всё, последняя». Делим небо на сектора, смотрим в разные стороны — кому повезёт?

Ночью Женя видела, как мимо нашей палатки прошли три тени — медведица и два медвежонка. Как раз когда они поравнялись с палаткой, Кира повернулась во сне и громко сказала «да пошёл ты!». Хвала корякским и ительменским богам, что медведи либо не услышали, либо не восприняли это на свой счёт.

Наутро долго обсуждали, не приснилось ли это Жене. Нашли между палатками маленький, но несомненно медвежий след.

Утром зябко, висит туман. От источников поднимается пар. Поёживаясь чищу зубы в реке, и смотрю, как в горячей воде плещутся бодрые солагерники. На меня горячие источники действуют своеобразно — учащается сердцебиение, состояние «варёное», поэтому с утра купаться мне противопоказано, иначе день насмарку.

Миша и Маша дежурные, они варят кашу. Точнее, Маша стоит у котелка, Миша держит крышку, одна из наших соседок сыплет крупу, другая помешивает. Главное — правильная организация процесса.

Что делать тем, кто пришёл на источники летом, история умалчивает

Сегодня дневная вылазка на склон вулкана Дзендзур. Барышни-соседки ушли на вершину, у нас план скромнее: дойти до водопада и реки в вулканическом желобе, по возможности подняться до фумарол — дымящих серных дыр в земле.

Тропа всё время вблизи ручьёв или рек, воду почти не несём. У меня с собой кружка, в неё удобно зачерпывать чистейшую воду прямо под ногами в ручье, пить самой и делиться с товарищами, но так как много и далеко в кружке не унесёшь, набираешь ровно столько, сколько нужно сейчас.

Мне кажется, хорошая метафора для жизни. Если выбрать правильную тропу вблизи источников и обладать инструментом для добычи важного ресурса, то нет смысла нагребать его много-много впрок, лучше брать сколько нужно и делиться.

Дошли до желобов, очень похоже на каньоны в Крыму — Большой и Чернореченский. Прыгаем в ледяную воду, обжигает, аж дыхание перехватывает, а потом хочется ещё. Я забываю, как иметь дело с пресной водой, и прыгаю не зажав нос, о чём тут же жалею.

Обсохли, поели, поднялись до водопада. На тропе множество медвежьих следов, но их уже никто не замечает, кроме Лёши и Жени. До фумарол решили не идти — нас ждут в лагере.

Вниз дорога вроде и проще, но последние километры бесконечные (особенно если останавливаться каждые двести метров и есть жимолость с куста). Хоть и налегке, но двадцаточку в этот день мы прошли.

На Таловских нас ждёт обед. Варим компот-глинтвейн, ну то есть сначала он компот, а если долить коньяка — то глинтвейн. Кто-то варит, а мы с Кирой прилегли отдохнуть прямо на свежем воздухе, возле навеса. Лёша приносит нам кружки с компотом. Чудеса, гедонизм, счастье. Ужин помню смутно :)

Наутро планировали вылазку в лес чтобы посмотреть на упавший много лет назад самолёт, но висел такой туман, что вместо этого мы собрали полтора литра ягод жимолости и отправились обратно в центральный кордон.

Забота по-камчатски

Наши палатки на месте, вещи целы. Неизменный пункт вечерней программы — купание в горячих источниках. На этот раз выбрали источник номер два, там лучше вид на горы :) мы уже балувани.

На обратном пути от источников к лагерю я незаметно отбилась от коллектива. Тот самый предзакатный час, когда всё дневное уже спряталось, а вечернее ещё не вышло на сцену. Небо цвета жжёного сахара и зефира бело-розового. Серо-синие силуэты гор вдали. Кривые северные берёзы и те притихли, ни листик не шелохнётся.

Удивительный покой и умиротворение. Центральный кордон умолк, прощается со мной.

Наутро начинаем идти к цивилизации.

Опять заросли борщевика и огуречника, здесь их собирательно называют шаламайник. Уже никто особенно не парится насчет борщевика, бодро разгребаем листья голыми руками (о чём впоследствии пожалеем — химические ожоги от борщевика проявятся дня через три).

Ручейки, речушки. Впереди отряд запевал, вспоминаем все советско-походные, детско-мультяшные и фольклорно-лирические песни. Хоть по куплету, хоть путая слова, но зато от души.

Последнее препятствие — Пиначевский перевал. Как назло, погода солнечная, даже жара.

Резкий подъём вверх, под ногами сыпуха. Группа сильно растянулась, впереди Гриша и Лёша. Слышу подбадривающие Гришины речи, у Лёши аутотренинг «Я могу идти, я не Надежда».

Залезаем на перевал. Лёша убегает вниз за той самой Надеждой. Мне почему-то хочется встать на голову. С третьей попытки получается. но дико болят натруженные рюкзаком плечи. Сдаюсь и сижу смотрю на красивые виды, ждём остальных.

Обедали на другой стороне перевала, на берегу реки. Мелкий местный суслик — евражка — прибежал и пробовал на зуб Наташин рюкзак. Мы видели евражек и возле Авачинского вулкана, но там они совсем обнаглевшие и свойские, едят прямо с рук. Этот какой-то диковатый.

Ночевать пришли на Семёновский кордон. Тут есть пара домиков с деревянными нарами, так что часть группы решила не ставить палатки и поспать под крышей, как белые люди. У нас с Женей и Кирой уже норматив — палатку мы ставим минуты за две. В следующем походе надо будет улучшить показатели. чтоб успевать её поставить, пока горит спичка.

Ночью опять смотрели на падающие звёзды, последние звездочёты разошлись по палаткам только тогда, когда в кустах недвусмысленно начало шуршать, а антимедвединый баллон был где-то далеко.

На стоянке оборудован деревянный туалет формата «дыра в полу». Красивый, резной. На внутренней стороне двери зарубки, целых штук пятнадцать. Почему-то сразу представилось, что кто-то сидел там, отсчитывал часы и выжидал, пока медведь уйдёт (Лёша рассказывал нам похожую историю).

И вот — утро последнего дня. Лёша жарит блинчики. «Сразу видно, что группа проснулась — гора блинчиков в тарелке всё росла, росла, а потом в какой-то момент перестала расти, хотя я по-прежнему жарю».

Собираем лагерь лениво. Сегодня мы никуда особо не спешим, хочется продлить эти последние походные минуты, получше их запомнить.

«Под рюкзак!». Тропа, шаламайник.

Следующий привал будет там, где ловит мобильная связь. Немного боязно — какие ещё новости прилетят из внешнего мира.

— Могло же за эти дни всё, что угодно, произойти. А вдруг Москвы больше нет?

— Ты что такое говоришь, у меня сын сейчас там!

— Ладно, так в новостях и сообщат «Москвы больше нет, но с Наташиным сыном всё в порядке.»

Под вечер приходим в село Пиначево. Домики, заборы, коровы, цивилизация! В первом же доме просим свежего молока. Лёша покупает целых три литра. Думаю — зачем столько? Ан нет, пришлось ещё двухлитровый бутыль докупать.

Хлеб и холодное молоко, дожидавшееся нас в камчатском ручье. Ничего вкуснее в жизни не ела-пила!

Хозяин дома съездил к мосту, где нас дожидался автобус. Откуда ни возьмись появляется Максим, организатор нашей поездки. Спрашивает, всё ли в порядке. Начинает с Лёшей учёт потраченных дензнаков, несъеденных продуктов и потерянной посуды.

Грузимся в автобус. Дима заказывает на вечер баню на всех. На непонятно каком ресурсе продержались там аж до трёх часов ночи. Не могли никак расстаться, вернуться в обычную жизнь.

Утром провожали Женю, ходили в бистро напротив за пельменями с рыбой.

После обеда ездили на экскурсию на катере на остров Старичков, там заповедник и птичий базар. Бороздили волны самого настоящего Тихого океана.

Ловили рыбу. «А что тут ловится? — Камбалёшечка, бывают ещё палтусята». Наташа вытащила камбалёшечку и отпустила. Я — неведомое красно-жёлтое нечто с плавниками-крыльями. «А что это за рыба? — Бычок. Точнее, в данном случае, бычочек. — Давайте его отпустим.»

Ели камчатских крабов и уху из трёх сортов рыбы. Заталкивали монетки в скалу, чтобы сбылись желания. Боролись с укачиванием, не всегда успешно. Плавали в тёмный гулкий грот.

Видели символ Камчатки — скалы Три Брата, которые по преданию пожертвовали собой, чтобы защитить родное село от разрушительных штормов.

Невероятно акварельные скалы на горизонте. Хочется брать краски и писать, даже если не умеешь.

Проводили закат в море, вернулись в суровый порт. Ночью опять куролесили и провожали очередную порцию отчаливающих.

Странное ощущение, как будто окружающий город существует сам по себе, а мы отдельно. Как будто мы члены какого-то братства, объединённые общей тайной. Тайной, покрытой вулканической пылью, тремя слоями репеллента и эластичным бинтом на подвёрнутой щиколотке. Как другим нас понять?

В последний день на Камчатке я летала на вертолёте. Видела долину гейзеров, остатки разрушительного селевого потока 2007 года, который описывал в своей книге Шпиленок.

Тогда мощь воды с камнями и песком пришла с гор, раскатала под орех целый гейзерный склон, и остановилась в паре метров от домиков. Сначала думали, что гейзеры потеряны навсегда, но постепенно они пробили себе новый путь, и, пусть видоизменённая, но долина продолжает жить.

Смотрела, как извергается гейзер Большой.

Гуляла по взорвавшемуся древнему кратеру вулкана Узон, где грязевые котлы разных цветов и смесь чарующих запахов серы и мышьяка.

Последним пунктом программы было купание в горячих источниках в Налычево. Те же деревянные раздевалки, та же обжигающая вода. Жду, что услышу вдали знакомые голоса «Ира, оставь мне мыло», «Маша, ты скоро?», но нет, в воде плещутся какие-то чужие дяденьки и тётеньки.

Я на правах местной показываю дорогу к реке, «только там на тропе медвежьи какашки, аккуратно». Мужик резко передумывает куда-то идти. Потом собираем девичий десант и таки окунаемся в ледяную реку. Какашки на месте, постарели с нашей последней встречи. «А вы тут раньше были? — Я тут в походе была дня три назад. — Сочувствую.»

Сочувствуете? Вы? Мне?

Такое ощущение, что люди без спросу ходят по сокровенной моей территории, и ничего не понимают. Да и как можно понять, не топамши сюда несколько дней с рюкзаками.

Рядом на поле приземляется ещё один вертолет с группой японцев.

Светловолосая девушка-гид весело разговаривает с пилотом. Как в кино

— Вот уже и крайняя остановка.

— Ну не совсем же крайняя?

— Совсем. Я завтра уезжаю.

— Куда?

— В Москву пока.

— Везёт.

— Так может я тут пару часиков побуду?

— Неа, остановка двадцать минут.

Раскручивается винт вертолета, помощник пилота впрыгивает в салон и втягивает за собой трап. Трава клонится к земле от поднимаемого нами ветра, японка бежит к горячим источникам, придерживая шляпу с комариной сеткой. Я надеваю шумопоглощающие наушники и понимаю, что кажется всё действительно закончилось.